Каска и бронежилет – такие же привычные спутники военкора, как для обычного журналиста — блокнот и диктофон. Рабочий стол, за которым герой нашего сегодняшнего интервью пишет свои репортажи, стоит рядом с окном, пробитым осколком снаряда. О буднях военного корреспондента мы побеседовали с донецким журналистом издательства Украина.ру Игорем ГОМОЛЬСКИМ.
— Давно ты в журналистике и почему именно военная тематика?
— Это осознанный выбор. Когда-то даже посещал кружок «Юнпресс». Если посмотреть мои курсовые и дипломные работы – все они посвящены военной журналистике. Тогда мне это
ещё казалось чем-то интересным и увлекательным. Когда учился в университете, «на практиках» регулярно звали остаться работать в различных изданиях. А мой, так сказать, «карьерный путь» начался в 2011 году, когда пришёл в газету «Жизнь».
— Как повлияли на твою жизнь события 2014 года?
— Издание, в котором я работал, закрылось. Да и на тот момент я испытывал глубокое разочарование в прессе. Дело в том, что многих из тех «работников пера», кто начал лить грязь на Донбасс и рассказывать какие-то жуткие истории о «сепаратистах», я знал лично. Я испытывал огромное отвращение и от всего этого дистанцировался. У меня был блог в Фейсбуке*, в котором я что-то писал. Периодически обращались различные издания с просьбой написать какой-то материал для них. Но всё это тогда носило «безвозмездный» характер. Я денег ни за что не брал – просто писал. Эта тема мне близка и понятна. Я живу на «Петровке» (Петровский район Донецка) и, грубо говоря, ту войну из окна видел.
Какое-то время журналистикой не занимался. В 2016 году Рамиль Замдыханов пригласил меня в один проект с бригадой «Восток». Тогда был самый пик расчеловечивания жителей Донбасса прозападными СМИ, и стояла задача этому расчеловечиванию противодействовать в меру своих сил и средств, которых было на тот момент так уж и много.
После занимался PR-ом и уже не планировал возвращаться в журналистику. Но с началом СВО снова проснулось ощущение, что «где-то что-то происходит, а я не там». Я несколько дней «побегал по потолку», начал выяснять, как сделать блогерскую аккредитацию. Тогда не было понятно, как и с кем взаимодействовать. Параллельно узнавал, у кого можно «похитить» бронежилет, кто меня сможет отвезти к Мариуполю. В какой-то момент нашлись люди, я поехал и всё завертелось.
— С началом СВО снова погрузился в журналистику?
— На тот момент это всё-таки было больше блогерство. Как раз тогда Фейсбук* начал блокировать донбасских журналистов и у меня пропала практически вся аудитория. Я завёл канал в Телеграм, выкладывал фото, писал посты, где побывал и что видел. Начали обращаться коллеги: группу сопроводить, интервью дать, присмотреть за журналистами, которые приехали в первый раз. В ноябре 2022 года поступило предложение от издательства Украина.ру, и так я оказался в холдинге «Россия сегодня».
— Сильно помог предыдущий опыт в нынешней работе?
— Сложно сказать. Война очень сильно изменилась. По сути, каждый день учишься заново. Появляются новые типы вооружения, новые роды войск: беспилотники, РЭБы.
— Помимо журналистики ты ещё занимаешься сбором средств в помощь подразделениям.
— Сам я не занимаюсь, я не «гуманитарщик». Если я делаю «репост» какого-то сбора, то это или люди, которых я знаю, или люди с хорошими рекомендациями. Также помогаю наладить коммуникации между различными подразделениями: кто-то умеет рации перепрошивать, кто-то «Старлинки» настраивать или собирать переносные РЭБы.
— Можешь поделиться запомнившимися случаями?
— Я не сторонник какого-то пафоса в работе военкора, вроде «отбивался от беспилотников прикладом автомата», — Игорь рассмеялся. — Интересных случаев довольно много, и, как правило, они забавные.
Выехали на пикапе однажды ночью в Соледар. Несёмся на бешеной скорости, по кочкам, в пыли ничего не видно. Машина чаще в воздухе летит, чем по земле едет. Сзади раздался какой-то странный звук, что-то «чвякнуло». Приехали в Соледар, отработали, выезжаем обратно. А я чувствую – что-то не так. Остановились на какой-то заправке, вышли из автомобиля. Оказалось, что сзади в машине лежал пакет с заварными пирожными и на какой-то кочке он залетел нам за спины. И мы его «героически» раздавили и по Соледару «героически» бегали, полностью измазанные в креме.
А из грустного… Тяжело принимать, что гибнут ребята, которых знал, с кем работал, о ком писал. Я ещё помню голодных детей Мариуполя, я помню группу стариков, которую мы обнаружили вообще уже осенью (Мариуполь был освобождён в конце мая 2022 года – прим. автора). Приехали снимать, забрели в разрушенную больницу, а в ней группа пожилых людей как-то живёт. Всё, что было с собой, мы им отдали. Я сразу позвонил Александру Кофману (председатель Общественной палаты ДНР) – нужно же что-то делать! На следующий день они им привезли продуктовые наборы и через день уже расселили в интернат.
«Гражданские» зачастую жуткие истории рассказывают. Вот реально жуткие. Когда граждане в «большой России» читают новости и говорят: «Рассказывая про ВСУ всякое, наверное, вы всё-таки перегибаете. Так не бывает» — я смею заверить, что «медийка» очень сильно щадит граждан. Очень-очень мало просачивается правды в медиа, потому что люди не должны сходить с ума, общество должно оставаться психически здоровым.
— Что бы ты посоветовал молодым коллегам, которые в поиске романтики хотят стать военкорами?
— Скорее повзрослеть, потому что никакой «романтики» на войне нет. Как правило, у тех, кто приехал «за романтикой», восприятие меняется после первого же близкого обстрела. Когда в 100-200 метрах ложатся 155мм снаряды, и ты костями ощущаешь эту вибрацию, когда отнимаются руки и ноги от страха, который, кстати, ты не можешь контролировать, 
потому что это нечто глубоко животное – тогда восприятие «романтики» резко меняется. Сегодняшняя война – это не то, когда благородные рыцари идут друг на друга с мечами. Это довольно подлая штука, в которой серьёзную роль играет фактор неожиданности.
— Помогает ли в работе опыт жизни в обстреливаемом городе?
— С одной стороны, помогает: если мина прилетела, значит следующая будет через столько-то секунд, у тебя будет время, чтобы укрыться; а вот здесь беспилотники могут тебя засечь — лучше под деревьями, на простор не выходить. То есть базовые вещи, которые в «прифронте» знает любой. А с другой стороны, притупляется чувство опасности. У коллег с «большой земли», которые часто ротируются, сохраняется острота восприятия: вот здесь уже нужно каску, бронежилет надеть, аптечку проверить.
Недавно спрашивали коллеги из Москвы, как обезопасить себя в зоне конфликта. Да, можно принять какие-то меры, но на войне очень много элементов случайности. Можно долго рассуждать на тему «Судьба — не судьба», но если, извините, без штанов бегать по ЛБС и кричать – то «судьба» настигнет очень быстро. Глупости все равно лучше не делать и как-то страховаться.
*продукт компании Meta, которая признана экстремистской организацией, запрещён в РФ.
Беседовал Денис КОЛОДЯЖНЫЙ.